Полдень. Штаб-квартира Imax-App.

Я поднял взгляд от бумаг, услышав быстрые шаги. Их не заглушил даже роскошный восточный ковер, который тянулся через весь мой президентский кабинет. Откинувшись во вращающемся кресле из темно-бордовой кожи, я впился глазами в лицо приближавшегося ко мне вице-президента.
— Ну? — спросил я нетерпеливо. — Известно, кто предложил наименьшую цену?
Тот сжал кулаки и угрюмо уставился на сделанный из красного дерева стол.
— Синклер. Наименьшую цену предложил он. «Нэшнл моторз» подписывает с ним контракт, теперь на всех их автомашинах будут камеры слежения Синклера, потому что он обошел нас, всего на каких-то тридцать тысяч долларов, но обошел! — Вице-президент шумно вздохнул и со свистом выпустил воздух. — Этот негодяй увел у нас пятидесятимиллионный контракт, уменьшив нашу цену лишь на один процент!
Только слегка сжатый рот выдавал моя ярость, когда мой голос прогремел на весь кабинет:
— Уже четвертый раз в этом году он уводит у нас из-под носа важный контракт. Какое интересное совпадение, не правда ли?
— Совпадение! — повторил вице-президент. — Никакое это, к черту, не совпадение! Ник Синклер платит кому-то в моем отделе. Какой-то негодяй, должно быть, шпионит за нами, выведывая информацию о нашей окончательной цене, и затем доставляет ее Синклеру. И таким образом он имеет возможность подрезать нас всего несколькими долларами. Только шесть человек, работающих на меня, располагают такой информацией, то есть знают нашу окончательную цену. Один из этих шести — шпион.
Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, стараясь не замечать нарастающую боль в области висков и ещё более стремительно нарастающее раздражение. Восемь долгих лет я шёл к тому, что имею сейчас, и делал это вовсе не для того, чтобы какой-то негодяй вот так просто лишил меня лидирующей позиции на рынке. Мой взгляд стал привычно ледяным, я устало кивнул, и вице-президент быстро покинул кабинет прежде, чем разразится грандиозный скандал. Мне всегда было сложно контролировать свои эмоции, особенно, когда речь шла о моём бизнесе - слишком непросто мне далось то, что имел. Иногда даже самые близкие способны пойти на предательство ради своих или чьи-либо целей. Эту истину я познал ещё мальчишкой, благодаря своему отцу, чьё имя, как клеймо, носил всю жизнь. Я сделал глубокий вдох, медленно встал с кресла и подошёл к окну, из которого открывалась грандиозная и величественная панорама Миннеаполиса. Прямо напротив простирался один из притоков Миссисипи,  быстрыми волнами прорываясь под широкий мост, который за несколько последних лет превратился в автомагистраль. За ним - точная копия Эмпайр-стейт-билдинг, 102-этажного нью-йоркского небоскрёба, а чуть левее центральный парк, в котором я любил прогуливаться в конце рабочего дня. Кажется, за годы проведённые здесь этот город стал для меня родным. Такой не похожий на родной Уитби, но такой близкий мне по духу, здесь я начал другую жизнь и превратился из сына фермера в финансового магната. Я не любил вспоминать эту страницу своей жизни, слишком мрачной и непонятной детскому созданию она была. Я родился в чудесном английском городке, где весь год светило солнце, а прям на его краю, в тени пышного соснового бора, и располагался мой район. Его называли районом для среднего класса, но тогда я не понимал, что это значит.  Люди казались мне почти одинаковыми, они одинаково ходили на двух ногах, вдыхали тот же тёплый воздух, наполненный лёгким ароматом хвои, одинаково плакали и смеялись. Совсем скоро, едва я пошёл в школу, я понял, что этого сходства слишком мало, чтобы чувствовать себя счастливым. В начале учебного 1988 года моя жизнь изменилась раз и навсегда.
По привычке закусив нижнюю губу, я вернулся за рабочий стол и, оперевшись локтями на его поверхность, закрыл ладонями лицо. Головные боли усиливались с каждым днём. Мой лечащий врач доктор Стюарт утверждал, что всё это последствия травмы, которую я получил много лет назад в автомобильной катастрофе. Этому старику не доказать, что травма мозга ничто в сравнении с тем шрамом, что остался в моей душе.